***
А там, снаружи,
В тридцать градусов мороз.
А здесь, внутри,
Слова из музыки родятся.
Снаружи
Снег – летящий альбинос.
Внутри
Синица рвётся ввысь подняться.
Снаружи там
В цене цивильный вид.
Внутри
Надёвано неоднократно.
Зима, снаружи,
Город серебрит.
Внутри теплынь
И солнечные пятна.
***
Моя, от рассечённых кончиков волос
до взбудораженных мурашек на спине.
Два огонька вишнёвых папирос,
степенно тлеющих, разнежено во тьме.
Здесь так пронзительно протяжна тишина.
Рассеянная ночь легла в окне морозном.
Уже луна на небе зажжена
и освещает малый ковшик звёздный.
А на земле зима жемчужиной блестит.
Созревший лёд свисает с древней крыши
и снег без адреса, по-прежнему, летит,
срывает ветер сонные афиши.
Синеет утро в скважине дверной.
О мироздании витийствуют века.
И наполняются прозрачною водой,
плывущие куда-то облака.
***
Засыпай о снах не думай.
В песне жалостного дня
сад в безлиственном костюме,
в чёрных пятнах воронья.
Пух лебяжий смят в подушке.
Закрывай глаза, родная.
Мы у Бога на прослушке,
проводник душа – связная.
За окном морозный воздух,
валит снова снегопад.
Или с неба сыпят звёзды
мимо дворничих лопат.
Не пойму чем очарован.
Дивным замыслом зимы?
Или речью родниковой,
что наполнены псалмы?
Спит хлопчатый ангел тихий
на мучнистых облаках.
Мир кружит в неразберихе
на высоких скоростях.
Сон блаженное лекарство —
стиснул обручем объятий.
Лебедь в Врубелевском царстве
нас встречает на закате.
***
Точно ветер живая сила
разнесёт наносное шутя.
Сколько б ласточка гнёзд не вила
на краю берегов бытия.
Не спеши за волною угнаться,
скоро оттепель спустит ладью
и с размахом народного танца
устремится ручей к ручью.
Птичьи свадебные песнопенья
оголтело летящие с юга.
Нараспашку открытые двери
на порог распростёртого луга.
Льётся солнечный свет легко
и чернильного вальса строка.
Вновь бежит как с плиты молоко
полноводная жизни река.
***
В холодной глубине снегов,
под настом, за стеклянной дверцей.
Вся красота первых цветов,
в биении земляного сердца.
Перетекание прозрачных вод
между корней неисчислимых.
Кротов проникновенный ход,
сквозь чернозём непроходимый.
Тяжёлый тащится рассвет —
тревожит сон медвежьей спячки.
Лучом берложий холм согрет,
покрыты мхом его болячки.
Невыразим лесной покой.
Простор полей в белёсой краске.
Художник лёгкою рукой
запечатлит мгновенье сказки.
***
С весной тебя, связной.
Ты слышишь ли меня?
Под толщей снеговой
у стен монастыря.
Лежат твои следы
босых и стёртых ног.
Спешит поток воды
смыть грязь с твоих дорог.
Печальна и грустна
земля полуживая.
Опухшая от сна
под дребезги трамвая.
Оболтусы из школы
вдруг хлынули гурьбой.
И белый-белый голубь
взлетел над суетой.
И вот смерть отступает.
А wi-fi не словить.
Кто-то сетью играет —
Рвёт воздушную нить.
Мочки ночи набухли —
От количества звёзд.
Солнца блики потухли —
Водосточных берёз.
Я один в Пятигорске.
Сам себе менестрель.
Дальних птиц отголоски
Разливает апрель.
Не жалеет раздачи.
Я налит до краёв,
То ли музыкой плача,
То ли музыкой слов.
***
В парках рукопись растений,
Нет, ещё не начата.
Тишина, пока что пений
Не слыхать в объятьях сна.
Беспощадный холод мучит,
Ветер деревце клонит.
Ах, каракулевый случай.
Бог не выдаст — сохранит.
Восковое слово тает.
Беззащитно тварь живёт.
Кто-нибудь опять обманет
Видя выгоду, расчёт.
Поколенье ганджубаса,
Красноглазый пассажир,
Метростроевского класса-
Дует белоснежный дым.
Гимн, элегия, блаженство,
Вид элиты в новостях.
Затянувшееся действо
Об утерянных вещах.
С облаков Всевышний зорко
Наблюдает беспредел.
Хочешь дождик? – будет мокро.
Хочешь сухо? – будет мел.
***
Без берегов русалочья вода,
бежит поток её против теченья.
Меж плоскогубых скал летит звезда,
и канувши на дно ждёт воскресенья.
Я думал, как рождается она?
Каким космическим законам служит.
Божественной игре подчинена,
дробясь на множество жемчужин.
В одежде птичьей ангелы сопят
и смотрят фильм комического жанра.
В моём кино вообще не говорят,
всё больше кислорода через жабры.
В подснежном экипаже по кольцу
в конце весны вдох запахов каштана.
И снова ветреность присущая гонцу:
торопится душа к самообману.
БАСНЯ
Жил козёл вдали от сёл.
Жизнь простецкую он вёл.
Рогом бюсты из капусты
вырезал в один приём.
Миф о творческом козле
разлетелся, как во сне.
Православные ежи,
либеральные стрижи.
В один голос пели: «Гений,
Огнь пламенной души!»
Наш козёл принял буквально
и восторги и талант.
Как, бывает, театрально
повязал на шею бант.
Восхищаются козлом:
» Вот тебе московский холм!»
Тут козла и понесло —
предал кредо, ремесло.
И козёл лишился дара:
Не поёт теперь гитара.
Вмиг утрачен «гений пылкий.»
Только деньги, только свинки.
Муравьиной сборки Apple,
головой совсем поехал.
«Я восьмое чудо света!»-
Заявляет всем при этом.
Вот, читатель мой любезный,
Как бывает, крышу рвёт.
Тут, конечно, взглядом трезвым
даже чёрт не разберёт.
Но позволь мораль тут внесть:
Горе творческим козлам
потерять лицо и честь.
Могут вмазать по мордам.
***
Налившись июньствует зелень акаций,
шутливо шумящий сиреневый куст,
пчелино-шмелёвых путей авиаций
над садом прочерченных гипотенуз.
Летит детский смех восклицанием звонким.
Недвижная гладь лягушачьих прудов.
Вернуться, хоть на день, побыть бы ребёнком
и складывать мир из печных изразцов.
В деревне дорога дождями размыта,
рассеянный лес убегает в дали.
Сосновой иголкою накрепко сшито
всё небо и краешек этой земли.
Какой-то мальчишка бежит за друзьями
и не поспевает и падает в грязь.
С пригорка кричат ему: «Следуй за нами,
вставай и вперёд, ничего не боясь».
И я не боюсь, страх остался без дела.
Я не потеряю из вида тропы,
и будет ещё ослепительно белой –
рубашка, в которой рождаешься ты.
***
Затянули песни ливни
Монотонных тонких струн.
В этот час медитативный
Еле слышен бег секунд.
Горизонт варёных джинс,
Облаков разлётный клёш,
Сад воздушных величин ,
Грязь с резиновых галош.
Сотни, тысячи дождинок
На стекле в оконной раме
В блеске молний поединок,
Как скачки в кардиограмме.
Говорила мама в детстве:
«Спать ложись на правый бок.
Сон – лекарственное средство
От тревог и от дорог.
Утром снова в дальний путь.
Наслаждайся жизнью лета.
Там болотистая муть —
Осторожней будь при этом.
И безропотно живи,
Без размолвок и вранья.
А спасение в любви —
В счастье прожитого дня.»
***
Живых цветов кострящий палисадник
Горит весёлостью вишнёвых летних дней
И спелой ягодой, свисающей с ветвей
Отмечен новый день его, как праздник.
Пронзают зелень наконечники лучей.
И пуст колчан, усталый лучник солнца
Распался весь на атомы, как стронций
И снова пасмурностью движет водолей.
***
И топь и хлябь
И хлябь и топь
И топь и хлябь
И хлябь и топь
И топь и хлябь
И хлябь и топь
И хлябь и топь
И топь и хлябь
Фсё)
Поэту Николаю Рубцову
Насвистывай мотив на старорусский лад.
Источник чист и Вологодский брат —
Рубцов детдомовец из северного края,
Склонился снова над письмом за чашкой чая.
А в небе туч сургучная печать
И стало быть дождя не миновать.
И стало бить по крышам и по стёклам
И так всё лето в одеяньи мокром.
А между тем, стоит жилище на отшибе:
Ото всего отколото, подобно глыбе-
От заданного курса большинства.
От палачей, от королей, от шутовства…
Волге-матушке
А волжская расшива
Под парусом из льна.
Проходит «Горе — море»
Без отдыха и сна.
Бурлачки адский труд
Вновь выполнить должны
И друг за дружкой мрут
Под песню — стон страны.
На Волге тянут лямку,
Стоят плечом к плечу
Всей жизнью наизнанку
Подчинены бичу.
И нет путей отходов —
Против теченья встать.
Копеечных доходов —
Тоска и боль, и мать.
***
Сколько в сердце своём схоронил я имён.
Знает ветер с дождём и под окнами клён.
Был свидетелем драм, навалившихся бед.
Нет числа этим дням, и не нужен ответ.
Сохраняю любимых, самых верных друзей.
В жизни ими хранимый, тем и стал я сильней.
Им не нужно мне льстить, лебезить, потакать.
Между нами есть нить, вот что дорого знать.
Вмиг придут по звонку, помолчим и потужим.
Вспомним старый Баку — саперави под ужин.
Чужаки колесят в заграничные дали.
Здесь в фейсбуке кричат друг на друга, шакалят.
Так быть может сейчас, символ веры и Отче –
От беснующих масс, наша жизнь стала жёстче —
Сколько злобы вокруг, непомерного чванства,
Театральных вампук, сотрясанье пространства.
Где простое и нежное воспевание девы?
Где любовь безмятежная, где плоды и где древо?
Неужели забыли для чего нужно слово.
Эти кто-то решили — ложь сегодня основа.
Но и это пройдёт, переждём, перетерпим.
И не птичий полет, ни победа над смертью –
Не возможна без Бога, с этой жизнью мириться.
Бог затейник и много, чего может случится.
Вот устроится праздник, урожай на столе.
Ветерок соучастник тёплых дней в сентябре.
Бабье лето подарок, а быть может аванс.
Тает свечки огарок – осветитель пространств.
***
Отель не дом тебе, это пора давно усвоить.
Снаружи номера повесь ярлык — «не беспокоить».
Зашторь окно, пускай туристы солнце караулят.
Иосиф пел: не выходи из комнаты — продует.
Верней, считай, это с тобой уже случилось:
В том смысле, что простуда вновь возобновилась.
Не мудрено, здесь в Питере сквозит из каждой щели
И потому в угоду классику — я сплю в шинели.
Меня не вытащить на улицу, как не стараться.
Сегодня ночью мне без крыльев ангелы приснятся
И будут голосом Марии Каллас звать и петь
И будет лес в прохладном сумраке листвой шуметь.
Пока с ветвей не упадёт последний желтый лист,
Пока не сменит профиль на анфас бог — пианист,
Играя сам на чёрно-белых клавишах рояля.
Тогда зима придёт в каракуле подобно крале-
Провинциалке билетёрше, проводнице.
Снег первый падает, ложится на ресницы.
Захватывает дух, как будто бы перед причастьем.
И отвечаешь на вопрос, что означает счастье.
***
Мама, я стал уже забывать голос твой.
Почти не помню твоих интонаций нежных.
Мы прощались тогда ранней весной с тобой.
Девяносто восьмой выдался многоснежным.
В тот год не прилетели ни ангелы, ни грачи.
Да,и не было вовсе ни одного полёта,
Только боль становилась сильнее в глухой ночи
И внутри меня образовывались пустоты.
Время шло.Я из горлышка научился пить.
Бесконечная сырость дорог просёлочных.
Сирота самому себе, я стремился жить,
Хоть и дни мои были отнюдь не солнечны.
Вот сейчас мне больше лет, чем тебе тогда.
Да,стал старше тебя, пусть всего лишь на год.
Видел Питер и различные города,
Побеждал и проигрывал — всё во благо.
Не пеняю ни на господа, ни на судьбу.
Вспомнить снова пытаюсь твой голос, мама.
Продолжая с памятью тщетно вести борьбу.
Я твой голос услышу в приделах храма.
***
И в младенческом крике чаек,
что летят над большою Невой.
Слышу я все твои печали.
Задержись и останься со мной.
В мокром кружеве вологодском.
Над водою остекленевшей —
крылья мельницы донкихотской.
Расскажи мне о наболевшем.
Свет фонарный над нами неярок,
город пуст, мы с тобою одни.
Пусть с холодным дыханием арок
наступают осенние дни.
Ежевичные чёрные слёзы,
плачет лес об утраченном лете.
Нас с тобой можно вывести прозой —
прозы больше на этой планете,
чем стихов моментальные рифмы,
как теченье воды твоя речь.
Было так в древнегреческом мифе —
не сумели Елену сберечь.
А в младенческом крике чаек,
что летят над большою Невой.
Растворятся твои печали,
задержись и останься со мной.
***
В недосягаемых людьми местах,
Роняет солнце медную монету.
И звон рассвета слышится в полях,
Где растворился сон, где смерти нету.
А я живу где смерть везде:
И в бабочке, и в лебедином стане.
Вновь тянется душа к звезде —
Натурщицей, украшенной цветами.
Я речь свою молчанием смирил,
Но крик наружу вылетел, однако:
Я жив ещё … я здесь когда-то жил
И вырвался в конце на свет из мрака.
***
В полудрёмном теченьи реки
отражается неба подстрочник.
Так спасал же меня от тоски —
беспредельной любви твой источник.
Расползается ночь по земле,
в перепаханном поле темнеет.
Если ты возвратишься ко мне –
рожь стихов в моём поле поспеет.
Если ты будешь рядом со мной –
не страшна мне, ни смерть, ни кручина.
Кружит сад мой пожухлой листвой,
сыпет гроздями слёзы рябина.
В безглагольную тишь погружён,
я рассыпан на части, простужен.
Ты ушла – пел мне АукцЫон.
Ты ушла вдоль фонарных жемчужин.
Пусто в доме, тревога ползёт –
к сердцу змеем и тело сплетает.
Возвращайся и нам повезёт.
Возвращайся, моя дорогая.
***
Придумай сон слагатель снов.
Мой сочинитель безымянный.
Бурлящей речью океана —
вдохни в меня порядок слов.
Мы разминулись лет на сто.
И кто одарит благодатью
священной музыки, Создатель?
Или пугающий никто?
Так, мысль репейником цеплялась
за край одежды бытия.
Дорога тянется моя –
немало вёрст ещё осталось.
Под сводом звёздного покрова
ещё звучат стихи молитв.
За древностью былинных битв,
в них проявилось божье слово.
***
Худосочной травой укрой,
в бесприютном, чужом краю.
Пара птиц над сухой рекой,
так красиво поёт зарю.
Непокорное лёгкое пламя,
сколько в палой листве огня.
Над равнинами и над холмами
полыханье нового дня.
Участилось вдруг сердцебиенье.
Привыкаю уже ко всему:
снегопад или ливень осенний,
вот товарищи все моему
одиночеству, без причины.
Знать так будет теперь и впредь.
В небесах полёт журавлиный
из-за тучи не разглядеть.
Развлекаюсь цветными снами,
или музыкой стихотворной.
День и ночь поменял местами,
в потаённой лабораторной.
В закромах и в моих чуланах,
столько сбывшихся катастроф.
Сколько замков легло песчаных
и сожженных в пылу мостов.
Я не слышу ни звука, ни слова.
В темноте есть намёк на свет,
это мне твой сигнал поисковый
из далёких других планет.
***
И всё- таки, привыкший к боли,
ты должен быть.
Октябрь- месяц меланхолии,
пора забыть.
Останься в выигрыше у осени
с её листвой.
Оставь и птиц разноголосие
над головой.
Тобой, отнюдь, не всё покорено на
этом свете.
Ведь есть ещё Флоренция, Верона
на примете.
Рванём, мой друг, пока у нас
есть визы.
Да, наша жизнь сплошной рассказ
и вызов.
Пока вращается наша планета,
не до апатий.
Сыграем в подкидного на монеты,
а денег хватит.
Держись, мой друг, не всё прошло
покуда жив.
Смотри же, солнце вновь взошло
и мир красив.
***
В ином порядке слов мелодия начала.
До сорванных плодов, до райского причала.
Бесслёзная погода в его садах царила,
душа входила в воду и в воздухе парила.
И голосом нездешним любовь была воспета,
и луч во тьме кромешной, не назывался светом.
Гармония, допустим, сомнительно конечно,
поскольку много грусти, внутри и в мире внешнем.
Горят глаза ребёнка, а на устах улыбка,
цветная фотоплёнка, щелчок и вновь попытка,
и вылетает птица в открытое пространство.
Дни жизни вереницей отпущены, что ж странствуй.
***
Круговерть листвы в сухой роще,
а меж тем неотступно зима
подбирается к нам на ощупь,
днём и ночью стучится в дома.
Моя радость во сне улыбалась,
ветер выл, в ноты не попадал.
Новолуние наливалось
в Грибоедовский тихий канал.
Небо, мрамором без прожилок,
тяжелело над городом и
любовь ожиданьем томила,
мгла проспектов густела вдали.
Мы притихли в ночной тишине,
свет фонарный в окне неярок.
Город утро встречал в белизне
долгожданного снежного дара.
***
А зима серебряными спицами
вяжет снова над землёй покров.
Мы с тобою стали очевидцами
оркестрового звучания снегов.
Тонко пели скрипками метели,
контрабас бурана в такт играл,
раздавался плач виолончели,
повышался, снова затихал.
Мы домой продрогшие спешили,
отогреться сбором чайных трав.
Снежную мелодию впустили,
в души навсегда с собой забрав.
***
Поэтербург, под старомодным небом
донашивает листья ноября.
Весь этот город чья-то быль и небыль
и отраженье замыслов Петра.
Поэтербург, твоя звезда сияет
над инженерным замком вдалеке.
Мне представлялась жизнь совсем иная:
где места нет печалям и тоске.
В текущий год, в осеннюю минуту —
Поэтербург, не разводи мосты.
Хочу пройти по всем твоим маршрутам,
пусть смоет дождь ненужные следы.
Останется не многое, увы,
не многое, что уцелеет, кстати —
пусть унесёт течение Невы,
а остальное ветер пусть подхватит.
***
Была минута покурить,
я вышел ночью в Бологое.
Как надоело колесить,
меж Петербургом и Москвою.
Не жалуюсь, почти что злюсь
ни на кого-то, на себя.
Вагонов тянущихся грусть
из черноты небытия.
-«Заходим»,-молвит проводник,
взлетел гудок куда-то к звёздам,
состав мой тронулся и вмиг,
помчался рассекая воздух.
Не пью с попутчиком вина,
не сплю, глаза в окно таращу.
Весь путь преследует луна
и льётся свет в лесную чащу.
Её пугающие тени
летят за поездом вдогонку.
Мой Бог, твоё благословенье —
улыбка на устах ребёнка.
***
Последний месяц осени пройдёт.
В заснеженности вспыхнут чудеса.
Зима начнётся, завершится год.
Жаль, поредеют хвойные леса.
Возникнет что-то новое для глаз,
для сердца, для души бессмертной.
Придёт любовь к кому-то в первый раз,
ошеломляя глубиной безмерной.
Мир держится на том, что отдаёшь,
неважно что, неважен даже способ.
И в сумерках сомнений, вдруг найдёшь
обилие ответов на вопросы.
Так мучивших тебя в уединеньи
на чердаке, где место звездочётам.
Какое счастье знать, что воскресенье
не день недели следом за субботой.
***
Уходят в землю корни,
деревья в высоту.
Там ангел над часовней,
над миром на посту.
Не дай совсем остыть
внутри зимы огню.
Сумей соединить
людей в одну семью.
И светлячков свечей
в мерцании дрожащем.
С бессонницей ночей
балета снег летящий.
Оставшийся ни с чем
фонарь роняет свет.
Из Пушкинских поэм
на Блоковскую ветвь.
И Вот Один
ДЕТЯМ
Кружит словно в парке карусель —
Из снежинок сахарных метель.
И довольные хохочут сорванцы —
В руки падают им льдинки — леденцы.
Чтоб опять не растревожить пап и мам,
Чуть стемнеет, разбегутся по домам.
Тихий вечер, огонёк свечи.
Божий ангел спустится в ночи,
Принесёт в дар лунные лепешки
В белоснежно — чистеньких ладошках.
– «Ангелок мой, расскажи о звёздах,
Что мерцают за окном морозным».
– «Это в небе души новые зажглись,
Но, они пока ещё не родились.
Их Господь отпустит в светлый час
И они родятся среди вас».
1
